Курс рассказывает об истории становления сибиреведения (североведения). То, что мы знаем как британскую социальную (или американскую культурную) антропологию, в Центральной и Восточной Европе когда-то четко разделялось на две науки: по-немецки это
Volkskunde и
Völkerkunde, изучение своего народа и изучение других. В России, как и везде, во второй половине XIX века появилось две этнографии: первая – исследования русского крестьянства как собственного прошлого, как поиски корней, как «изобретение традиции» и ее музеификация – то есть как хорошо знакомые нам элементы строительства нации; вторая – исследования «Другого». Для России это прежде всего исследование сибирских и северных народов. Эта «вторая этнография» выросла в первые два десятилетия 20 века в Петербурге/Петрограде/Ленинграде благодаря усилиям «этнографов поневоле» – политических ссыльных, массово отправлявшихся в Сибирь и на Север в середине 1880-х годов. Однако менее известно, откуда эти исследователи-«народники» черпали свои идеи.
Какие идеи лежали в основе ранних этнографических исследований Сибири и Севера? Какую идеологию ее создатели передали (или старались передать) в 1920-30-е годы своим ученикам? Не подлежит сомнению, что «многие эксперты, привлеченные советской властью для разработки различных аспектов национальной политики, профессионально сформировались в дореволюционный период» (Миллер 2008) – но как конкретно происходил этот процесс в случае сибиреведения? Как эволюционировали идеи его создателей? Как их научные идеи соотносились с «официальной советской этнографией» на службе строительства советской империи, так блестяще описанной в работах Терри Мартина и Франсины Хирш? Наконец, как могла бы выглядеть российская этнография 20 века, если бы "петербургская школа" не была пресечена в середине 1930-х годов, а получила возможность развития?
Расписание лекций и регистрация:
https://eusp.timepad.ru/event/2331861/